«За веру и Отечество!» – в этих двух словах заключена основа русского патриотизма, уходящая корнями ещё во времена святого Владимира, который первый ввел традицию освящения русского воинства. Сражаясь за Отечество, отдать жизнь «за други своя». Есть брань земная, есть брань духовная. Это хорошо понимали наши предки.

Междоусобные распри раздирали Русь: брат убивал брата, «и ковали крамолу друг на друга: се мое, и се мое», – читаем мы в «Слове о полку Игореве». Что объединит? Общая беда. Еще дымились в развалинах опустошенные татарами южные селения Руси, еще оплакивали убитых, а северные князья опять перешли к взаимным претензиям, а народ мятежничал – не было порядка на Руси, было своеволие. Чтобы очистилась душа человеческая, душа народная, нужно было пройти через наказание-испытание, поэтому-то 300-летнее иго чужеземцев-варваров и переносили терпеливо. Стонала русская земля. Бесконечная бездна веры нужна была, чтобы вынести, вернуть к жизни народ – и смиряли себя перед ханами русские князья, а народ…

И черный люд, безвестный люд,
Со всей Руси идет, идет…
В грехах все каяться идут –
Да страшный гнев свой Бог уймет
Идут с пожарищ, с поля битв,
Ища исхода хоть слезам –
Под чтенье сладостных молитв,
Под пенье сладостное там…

Так народное восприятие тех событий выразил поэт XIX века Д.Майков в стихотворении «Упраздненный монастырь». И этой верой, из терпения, слез, крови мученической, из данницы татарской выросла неодолимая русская сила. И постепенно из трупа Киевской раздробленной Руси после ига воскресла и выросла неделимая Россия, недробимая, крепкая, неудержимо рвущаяся, как весеннее половодье, к развитию – Московская Русь. На открытую борьбу с завоевателями решился внук Иоанна Калиты Димитрий Донской. Та Русь, которую призвал великий князь на великую битву, уже не была раздробленной. Пока сильные вооружались, слабые – дети, жены, старики – молились. Духовное благословение получило и ополчение – люди, идущие на смерть – от преподобного Сергия Радонежского.

Много раз описывали Куликовскую битву – в романах, картинах, стихах… И первый бой – поединок чернеца-воина Пересвета с Челубеем. Бой духа и тела. Люди стонали, падали, задыхались, давя друг друга… Кровь и стоны… А в это время преподобный Сергий в монастыре на горе Маковец стоял на молитве. Шла праздничная литургия в честь Рождества Богородицы, вечной Заступницы и Покровительницы Руси. Там, за бревенчатыми стенами монастыря, тишиной дышит земля, внимая стройному молитвенному пению… Длится служба. Идет и кровавый бой. Татарские воеводы не сразу заметили вылетевший из дубравы засадный полк и поздно оценили его размеры. Дождь русских стрел, летящих по ветру, расстраивает татарские ряды, встают на дыбы татарские кони, а конная русская лава – рассыпанные, нестройные ряды конников – уже близко, кони сшибают друг друга, и снопами свежего урожая падают мертвые с обеих сторон. Не дай Бог ввязаться робкому в сечу. Когда надо озвереть, чтобы выжить, и, выжив, вернуть себе Божеский образ. Смыло, как смывает весеннее половодье грязь, татарские войска – самих татар и их наемников – и теперь, впервые за 300 лет, они побежали в панике по полю, кидаясь в Непрядву, чтобы спастись, топча друг друга. А русичи, притворявшиеся мертвыми, чтобы выжить, вставали и добивали врага, гнали его, превосходящего силой, но не силой духа.

А Мамай, не ожидавший поражения, бросив шатер и невольниц, тоже скакал, истекая бессилием и гневом, уязвленной гордостью, скакал, чтобы вернуться и отомстить, собрав силу несметную. Но не знал Мамай, не догадывался, что не в силе Бог, а в правде. А ПРАВДА Божья была теперь на стороне русичей и вернулась к ним уверенность, и ушел страх перед непобедимой армией захватчиков... А там, на Маковце, все молили и молили Господа Всемогущего и Пресвятую Богородицу, и эта духовная работа была долгой-долгой и питала будущую победу, как питают весной дерево невидимые земные соки.